Футбол

О, это же сегодня Шахтер - Барселона! Начиная с 21:45 можно прятаться под стулом. Это ж тут будут носиться между ноутбуком и телевизором - смотреть футбол и сразу же читать на него комментарии. М-да... а еще смеются с моего увлечения...

@темы: имхотня

---

Мордочка

Меня брат скоро за компьютер пускать перестанет! Фотки уже везде где только можно

Вот все говорят, что ему не идет шляпа, а я просто таки тащусь! Почему так?...

@темы: фанатизмы, сперла, Джаред Падалеки

---

Универ

Ту-ту-у-у-у-у!!! Я чокнулась! Роджерсы, Кузовлевы, Сухомлинские будут сниться как Хрущев перед историей!

@темы: имхотня

---

Универ

Эта педагогика сведет меня с ума!

@темы: имхотня

---

Творик

Когда читала это первый раз - рыдала. Сейчас ничего, но все-равно нравится...

М. Коцюбинський
ЦВІТ ЯБЛУНІ

Етюд
Я щільно причинив двері од свого кабінету. Я не можу... я рішуче не можу чути того здушеного, з присвистом від¬диху, що, здається, сповняв собою весь дім. Там, у жінчиній спальні, вмирає моя дитина. Я ходжу по свому кабінету, ходжу вже третю безсонну ніч, чуткий, як настроєна арфа, що гучить струнами од кожного руху повітря. Моя лампа під широким картоновим абажуром ділить хату на два поверхи - вгорі темний, похмурий, важкий, під ним - залитий світлом, із ясними блисками і з сіткою тіней. Послана на кушетці й неторкана постіль особливо ріже око. За чор¬ними вікнами лежить світ, затоплений ніччю, a моя хата здається мені каютою корабля, що пливе десь у невідомому чорному морі разом зо мною, з моєю тугою і з моїм жахом. Мені дивно, що я усе помічаю, хоч горе забрало мене ціл¬ком, полонило. Я навіть, проходячи повз стіл, поправив фотографію. 0! Тепер симетрично!.. A свист не вгаває. Я його чую й крізь зачинені двері. Я не піду до спальні. Чого? Я й так бачу все, бачу свою дівчинку, її голі ручки на рядні; бачу, як ходять під рядном її груди, як вона роз¬тулює спечені губи й ловить повітря. Оте мале, звичайно таке дике, тепер обіймає пухкими рученятами шию лікаря й само одкриває рота. Таке покірливе тепер, котенятко... Се мені крає серце. Коли б швидше кінець!..
Я прислухаюсь. Найменший шелест або стук - і моє сер¬це падає і завмирає. Мені здається, що зараз станеться щось незвичайне: проникне крізь вікно якась істота з ве¬ликими чорними крилами, просунеться по хаті тінь або хтось раптом скрикне - й обірветься життя. Я прислуха¬юсь. Ні, дім не спить. У ньому живе щось велике, невідоме. Я чую, як вона дихає, зітхає, як неспокійно калатає його серце і б'ється живчик. Я знаю - тo тривога. Вона дер¬жить у своїх обіймах навіть хатнє повітря, й так хочеться вибитись з-під її гніту, вийти з дому і скинути її з себе!..
A я ходжу. Рівним, розміреним кроком, через усю хату, з кутка в куток. З кутка в куток. Я не чую своїх ніг, не керую ними, вони носять мене самі, мов заведений механізм, і тільки голова моя, мов павук павутиння, снує мереживо думок. У вікна дивиться ніч, без кінця довгі, глибокі, чорні простори. Десь далеко стукає калатало нічного сторожа. Скільки віків будить воно нічну тишу своїм дерев'яним язиком, скільки людей, поколінь пережило... Воно зав¬жди викликає у мене настрій, почуття зв'язку з далеким минулим, із життям моїх пращурів. Щось є просте й миле у тій промові калатала, якою воно серед тиші й безлюддя обіцяє боронити спокій твого сну... Чому б мені не взяти такої ночі до того епізоду розпочатого мною роману, де Христина, покинувши свого чоловіка, опинилась раптом із великого города у глухому містечку? Їй не спиться. Вона відчиняє вікно своєї хати... Ціле море дерев у цвіту… м'яки¬ми чорними хвилями котиться навкруги... Спить містечко, як купа чорних скель... Hi згуку, нi блиску під хмарним небом. Тільки запахи душать груди та тріпочеться оддаль глухе калатало, немов перебої серця незримого велетня... Яке се нове для Христини, невидане... Вона відчуває...
Я стрепенувсь. Боже. Що зо мною? Чи я забув, що у мене вмирає дитина? Я приклав yxo до дверей. Свистить? Сви¬стить... Як їй трудно дихати, як вона мучиться, бідна пташ¬ка... Meнi самому сперло віддих у грудях од того свисту, і я починаю глибоко втягати повітря, дихати за неї, наче їй від того легше буде... Х-ху!
Однак мене морозить... Щось од спини розлазиться хо¬лодними мурашками по всьому тілy, і щелепи трясуться... Я не спав три ночі... мене гризе горе, я втрачаю єдину й кохану дитину... І мені так жалко стає себе, я такий скрив¬джений, такий бідний, одинокий, я весь кулюся, лице моє жалібно кривиться, і в очах крутиться гірка сльоза...
Що то? Щось грюкнуло дверима й полопотіло босими ногами... Кінець?
Я завмер на місці, й серце моє стало. Щось переливаєть¬ся, і дзвенить відро залізною дужкою. То Катерина внесла щось у хату. Я бачу сю стурбовану й заспану жінку; вона покірливо товчеться по ночах, вона теж любить нашу Олен¬ку. Добра душа!..
I знов усе тихо, коли б не той свист здушеного горла, не те сичання чигаючої смерті... Куди мені втекти од того сви¬сту, де мені подітися? Я не маю вже сили слухати його... A тим часом я цілком певний, що я не вийду з сеї хати, бо я не можу не слухати його. Biн мене приковує. Поки я чую його, я знаю, що моя дитина ще жива. I я ходжу і мучусь, і в мене всі жилки болять од того свисту...
Вже пізно. Лампа починає чадіти й гаснути. Я чую, що тріщить гніт, і бачу, як блимає світло - то підіймається, тo падає, мов груди моєї дитини. Я з жахом вдивляюсь у сю боротьбу світла з життям, і мені здається, що в той мент, як воно погасне, одлетить душа моєї Оленки.
Страх який я став забобонний! Я засвічую свічку і рап¬том, набравшись зваги, гашу лампу. B хаті стає темніше, пропали блиски й різні тіні, на всьому ліг сірий сумний колорит. Сумно стало в моїй хаті. Я волочу втомлені ноги поміж сірими меблями, a за мною тихо волочиться моя згорблена тінь. Голова снує думки. Про що я думаю? Я ду¬маю про щось чуже, стороннє, неважне, a проте тямлю, що я не забув свого горя. Якісь голоси говорять у мені. «Чи не хочете оселедця?» Що? Якого оселедця? Я не задумуюсь над тим. Хтось чужий поспитав, і так воно лишилося. «Гід¬рохінон.., гідрохінон... гідрохінон...» Чогось се слово мені вподобалося, і я повторяю його з кождим кроком і боюсь пропустити в йому якийсь склад. Воно якусь дивну полег¬кість робить моїм гарячим очам; вони спочивають, солодко спочивають, і перед ними починають простягатися довгі зелені луки з такою свіжою травою... He чую свисту, за¬тихло калатало...
Годинник у столовій пробив другу. Голосно, різко. Ci два дзвінки впали мені на голову, як грім із неба, як ніж гільйо¬тини. Вони мене мало не забили.
Коли ви в горі, коли ви щохвилини сподіваєтесь якогось
лиxa i душа ваша напружена, мов струна на струменті, раджу вам зупинити годинники. Якщо ви стежите за ними, вони без кінця продовжують ваші муки. Коли ж забуваєте за них, вони нагадують про себе, як цегла, що падає на голову. Вони байдуже рахують ваші терпіння й довгими стрілами-пальцями наближають хвилину катастрофи.
з-перед очей моїх пропали зелені луки, і я знов почув далеке калатало...
Вікно сіріє. B хаті все так само, як i досі було: так само нагинається од pyxy повітря жовте полум'я свічки, так само хилитаються тіні й висить морок, a проте є щось нове. Певно, ciрe вікно.
Я роблюсь занадто чутким, мої очі помічають те, чого раніш не бачили. Я бачу навіть себе, як я ходжу з кутка в куток поміж не потрібними мені й наче не моїми мебля¬ми; бачу своє серце, в якому немає найменшого горя. Що ж, смерть - то й смерть, життя - то й життя!..
Двері од кабінету рипнули, і в хату тихо входить лікар. Хороший, давній друже! Він тільки що зі спальні, од моєї дитини. Він стискає мені руку й дивиться в очі. I я розумію його: «Нема рятунку?» - «Нема»,- кажуть його чесні очі. Він непотрібний і одходить, a нa порозі стоїть жінка і пов¬ним благання й надії поглядом проводить його через усю хату, наче він несе з собою життя нашої Оленки.
Потому вона переводить очі на мене. Гарячі й темні од нічниць і тривоги, блискучі од сліз і гарні. ЇЇ чорне волос¬ся, зав'язане грубим жмутом, таке м'яке і тепле. Bсe сe
я бачу. Я все cе бачу. Я бачу її миле заплакане обличчя, її голу шию і злегка розхристані груди, звідки йде запашне тепло молодого тіла, і в той мент, коли вона лежить у мене на грудях і тихо ридає, я обіймаю її He тільки як друга, a як привабливу жінку, і наче крізь сон тямлю, що в голові моїй лишається невисловлена думка: «Не плач. He все про¬пало. Ще у нас будуть...» А, підлість!.. як може родитись така потіха під свист здушеного смертю горла? Оленка вмupaє... Hi, cе нe може бути... Ce дико... cе безглуздо... Хто її забирає? Кому потрібне її життя?.. Хто може ви¬точити кров мого серця, коли я ще живий... Мою Оленку, мою радість, мою дитину єдину... Ні, не може того бути... не може бути... A, cе безглуздо врешті, кажу я!..
Моя жінка, сполохана стогоном із спальні, метнулась туди, a я кидаюсь по хаті, як зранений звір, і в непогамо¬ваній злобі розпихаю меблі, й хочу все знищити. «Се підло, cе безглуздо»,- кричить у мені щось, і зуби скриплять од скритого в серці болю. «Сто чортів! Ce насильство!»-бун¬тує моя істота. «Се закон природи»,-говорить щось іззаду виразно, але я не слухаю і бігаю по хаті. З моїх уст готові зірватися грубі слова лайки, і я говорю їх, говорю уголос і сам лякаюсь свого голосу. Щелепи мені зводить, холодний піт вмиває чоло... Я падаю в крісло, закриваю очі доло¬нею... A-a!
Я сиджу так довго.
Чи тo мені здається, чи справді свист тихшає? Що ж воно - кінець? Але жінка мовчить, не чутно плачу. A може, їй легше? Може, їй легше, моїй дитині? Може, все минеть¬ся, вона засне і завтра її очка будуть сміятися до тата?
Хіба ж cе неможливо? Хіба ж я сам, як був дитиною, не вмирав уже, навіть лікарі од мене одмовились, a проте... Господи! Єсть же якась сила, яку можна вблагати!
Свистить? Ні, справді, наче легше їй дихати.... Коли б тільки заснула. Коли б заснула... To я, мабуть, помилився при прощанні з лікарем. Він не міг би дивитись так сміливо мені в очі...
Раптом дикий крик, крик матері, викидає мене з крісла.
Ноги мої мліють, але я біжу... Я мчусь наосліп, все перекидаю, б'юсь руками об двepi й наскакую на жінку, що
в істеричному нападі ламає руки... Я все розумію... Аж ось кінець.
Ну, з т о ю мені вже нічого робити, треба заспокоїти жін¬ку. Я її обіймаю, втишую, говорю якісь слова, яким сам не вірю, і цілую холодні, мокрі од сліз руки. За поміччю Ка¬терини, лаврових крапель, поцілунків і холодної води мені вдається врешті очутити жінку й вивести її зі спальні. Вона вже не кричить, вона гірко, нерозважно плаче. Хай випла¬четься, бідна.
A я біжу у спальню. Чого? Хіба я знаю? Щось тягне мене. Я стаю на порозі й дивлюся. Я чую, що мої лиця при¬сохли до вилиць, очі сухі і не змигнуть, наче хто вставив їх у рогову оправу. Я бачу все незвичайно виразно, як у га¬рячці.
Посеред хати, на великому подвійному ліжку, на білих ряднах, лежить моє кришенятко, уже посиніле. Ще дихає. Слабий свист вилітає крізь спечені уста і дрібні зубки. Я бачу скляний уже погляд напівзакритих очей, a мої очі, мій мозок жадібно ловлять усі деталі страшного моменту... і все записують... І те велике ліжко з маленьким тілом, і несміливе світло раннього ранку, що обняло сіру ще хату... і забуту нa столі, незгашену свічку, що крізь зелену ум¬брельку кидає мертві тони на вид дитини... і порозливану долі воду, і блиск свічки на пляшці з лікарством... Щоб не забути... щоб нічого не забути.., ні тих ребер, що з останнім диханням тo піднімають, то опускають рядно... Hi тиx, мертвих уже, золотих кучерів, розсипаних пo подушці, ані теп¬лого запаху холодіючого тіла, що наповняє хату... Bсe воно здасться мені... колись... як матеріал... я cе чую, я розумію, хтось мені говорить про се, хтось другий, що сидить у мені... Я знаю, що то він дивиться моїми очима, що тo він нена¬жерливою пам'яттю письменника всичує в себе всю сю картину смерті на світанні життя... Ох, як мені гидко, як мені страшно, як ся свідомість ранить моє батьківське серце… Я не витримаю більше... Геть, геть із дому якомога швидше...
Цвітуть яблуні. Сонце вже встало і золотить повітря. Так тепло, так радісно. Птахи щебечуть під блакитним небом. Я машинально зриваю цвіт яблуні і прикладаю холодну од
роси квітку до лиця. Рожеві платочки од грубого дотику руки обсипаються і тихо падають додолу. Хіба не так ста¬лося з життям моєї дитини?
A проте природа радіє.
I чого не змогла зробити картина горя, те викликала pa¬дість природи. Я плачу. Сльози полегкості капають услід за платочками, a я з жалем дивлюсь на не потрібну мені зелену чашечку, що лишилась у руках...
Я не можу вернутись до хати і лишаюсь у саду. Ну, що ж - сталося. Факт. Може, їй ліпше тепер. Хіба я знаю?
Факт!.. A як трудно повірити мені сьому фактові, пого¬дитися з ним. Ще недавно, усього шість - ні, п'ять день, як вона бігала тут, у саду, і я чув лопотіння її босих ноже¬нят. Чи ви завважили, яка тo радість слухати лопотіння босих маленьких ніжок? Ще недавно - просто, здається, вчора було - стояли ми з нею під нашою любимою виш¬нею. Вишня була вся в цвіту, як букет. Mи держались за руки, підняли догори голови і слухали, як грають у цвіту бджоли. Крізь білий цвіт виднілось сине небо, a на траві гралось весняне сонце.
A от тепер...
Вона була така втішна, ми з жінкою часто сміялись із її вигадок.
Коли я чесався щіткою, вона називала те «тато замітає голову», мої комірчики прозвала обручами, не вимовляла літери «р», a замість «стидно» казала «стиндо».
Хіба я можу забути, як вона, роздягшись на ніч, прихо¬дила до мене сказати на добраніч, у коротенькій сорочечці, вся тепла й рожева, з голими рученятами і з пухкими ніж¬ками. Одною рукою вона притискала до грудей свою одежу, a другу закидала мені на шию й підставляла для поцілунку розпалену грою щічку.
Я не забуду щастя дотику до її шовкових кучерів, не забуду її душі, що дивилась крізь сині очі, - моєї душі, тільки далеко кращої, чистішої, невинної.
Яка-то вона тепер, моя маленька донечка? Ні, треба не думати, її нема. Нема. Де її поклали? Яка вона тепер? Я ці¬кавлюся, я нариваю цілі пучки цвіту яблуні, повні руки, і несу в хату. Я не знаю, де знайду свою дитину, де її поклали, - i в першій хаті, в яку вступаю, в гостиній, нати¬каюсь на стіл, a на ньому...
To ти тут лежиш, моя маленька! Якою ж ти великою стала, як ти виросла зразу, наче тобі не три роки, a цілих шість...
Я обкладаю її цвітом яблуні зі всіх боків, засипаючи тими квітками, такими ніжними, такими чистими, як моя дитина.
Потому дивлюся на неї.
Вона лежить, простягши голі ручки, витягнена й ненату¬ральна, як воскова лялька. Ha ній коротенька біла суке¬ночка, i жовті нові капчики з помпонами, що я недавно ку¬пив їй. Вона так тішилася ними.
B її головах горить світло. Ce чудне, неприродне, бліде, мов мертве, світло серед білого дня. Тремтячим блиском воно цілує мертві щічки.
Я дивлюcь на cе воскове тіло, i дивний настрій обхоплює мене. Я почуваю, що воно мені чуже, що воно не має жод¬ного зв'язку з моїм живим організмом, в якому тече тепла кров, що я кохаю не те, що я сумую не за ним, a за чимсь іншим, живим, що лишилось у моїй пам'яті, відбилось там золотим промінням.
A моя пам'ять, той нерозлучний секретар мій, вже запи¬сує і сю безвладність тіла серед цвіту яблуні, і гру світла на посинілих лицях, і мій дивний настрій...
Я знаю, нащо ти записуєш усе те, моя мучителько! Воно здасться тобі... колись... як матеріал...
Моя мила донечко, ти не гніваєшся на мене?

@темы: тексты

---

Спойлер

Наткнулась на SPN.ru

Если коротко - Сэм и Дин окажутся в альтернативной реальности, где все иначе - от другой машины вместо Импалы (о ужас) до карьеры Селин Дион - а все потому, что в той реальности "Титаник" не затонул. Когда поклонники СПН поймут, какие обстоятельства позволили "Титанику" спастись и безопасно прибыть в США, поразив мир, им, как и Бальтазару, который стоит за этой альтернативной реальностью, захочется, чтобы корабль никогда не тонул. Также зрители узнают обстоятельства возвращения Эллен, и если вы плакали в прошлом сезоне из-за смерти Эллен и Джо, то явно будете плакать и в этой серии.
Также обещают много брррромантических моментов между братьями и влюбленным ангелом в грязном плаще

Я что-то не пойму, а что означает "много брррромантических моментов между братьями и влюбленным ангелом в грязном плаще"? Как-то жутко звучит...

@темы: фанатизмы, сперла, имхотня

---

ну да, опять

31.12.2010 в 22:47

Пишет  Hyoni:

Сэм, что ты помнишь?
Название: Сэм, что ты помнишь?
Автор: Hyoni
Жанр: angst, AU
Таймлайн: 6.11 — 6.12
Персонажи: Сэм, Дин, Бобби, Адам, Михаил, Люцифер, упоминаются ангелы, демоны и разного рода нечисть.
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: все – Крипке
Аннотация: как в калейдоскопе, складывались картинки-воспоминания прошедшего года и тут же рассыпались, уступая место новым…
От автора: мнение автора не всегда совпадает с мнением персонажей.

* * *

Сквозь сон донеслись знакомые голоса: Дин и Бобби вполголоса спорили, опасен или нет… Кто?!
– Дин! – Сэм подскочил на постели.
То есть, попытался подскочить. Потому что… М-даа… Не очень-то приятно открыть глаза и обнаружить, что прикован наручниками к кровати в бункере Бобби Сингера.
– Какого черта тут происходит? – он демонстративно потряс «окольцованной» рукой. – Дин, по-твоему, это смешно?
– Сэм… – Бобби придержал рванувшегося было к нему брата. – Подожди, Дин. – И снова перевел взгляд на младшего Винчестера. – Сэм, что ты помнишь?

Дин ничего не спросил, только смотрел так, как умеет только он. Нет, вот скажите, – подумал Сэм, – как можно в одном взгляде передать одновременно: «живой, слава тебе, Господи!» и «убью на фиг, если еще раз так сделаешь!», «Сэмми, прости, я снова подвел тебя» и «достал, мелкий, вон с глаз моих!». Знать бы еще, что он на этот раз сделал…
Сэм честно попытался вспомнить свои последние «прегрешения перед семьей и человечеством», но кроме как «постоянная ложь брату» и «запуск Апокалипсиса» ничего на ум не приходило. Пришлось прибегнуть к «помощи из зала», хотя Сэма уже достало (мягко говоря) изображать «щенячий взгляд». В конце концов, ему не семь и даже не семнадцать – так сколько можно!..
Ладно, главное, что подействовало. Потому что, несмотря на ворчание Бобби, Дин освободил его от наручников и, поддерживая, повел наверх.

Идти, собственно говоря, Сэм мог и сам. Но раз старшему брату пришло в голову разыгрывать из себя «сестру Флоренс»... Младший чуть слышно фыркнул, и Дин тут же нахмурился:
– Что?
– Ничего, – Сэм попытался сохранить невозмутимый вид, но перед глазами так и стояла картинка: Дин в костюме сестры милосердия (как они одевались в ХIХ веке), ведет раненного бойца (его).
В конце концов, им пришлось остановиться в нескольких шагах от комнаты, чтобы Сэм отсмеялся. При этом Дин смотрел так, словно его брат спятил, а потом, растерянно улыбнулся сопровождавшему их Сингеру и, втолкнув младшего в комнату, усадил на кровать.
– Ну, и чего тебя так разобрало? – мрачно поинтересовался Бобби.

– Сам не знаю, – честно ответил Сэм, потому что уже не понимал, что могло так рассмешить. – Нервы, наверное.
– Наверное, – заметил Дин, переглянувшись с Бобби.
Сэма эти переглядывания несколько напрягали. Так, словно эти двое знали о нем что-то такое…
– Ладно, – Сэм поднялся и, сделав вид, что не заметил, как в руку Дина, будто из ниоткуда, скользнул пистолет, направился в ванную комнату. – Кому как, а мне надо умыться.
Ему показалось, что Дин и Бобби хотели пойти вместе со ним, но ведь такого просто не может быть… Или может? Потому что дверь Сэм захлопнул, едва ли не перед носом брата.
– Да что происходит?! – шепотом рявкнул Сэм, открывая кран и стягивая с себя одежду.
Ответа он дожидаться не стал, шагнул под душ и…

* * *

– Я не против, – сказал Дин, протягивая мне бутылку пива. А когда я, ничего не понимая, посмотрел на него, пояснил: – Не против твоего плана сказать «да» сатане. Если ты этого хочешь…
Хочу?! Я просто онемел от такого. Нет, старший определенно рехнулся. Дин, как можно этого хотеть?! Просто у нас нет другого решения. Просто я должен, потому что больше некому. Просто…
– Я его выпустил. Мне исправлять…
Дин как-то слишком спокойно кивнул, а я… Мне захотелось крикнуть ему: «Придумай хоть что-нибудь! Отговори меня! Я не хочу, Дин! Пожалуйста, ведь ты мой старший брат, ты всегда спасал меня…» Но вместо этого я молча взял бутылку пива. Говорить и просить не о чем. Все уже решено...

Перед глазами, как в калейдоскопе, складывались картинки-воспоминания прошедшего года и тут же рассыпались, уступая место новым…

– Обещай, что не станешь спасать меня. Обещай!
Дин ничего не отвечает, только смотрит перед собой на ночное шоссе…

– Да, – говорю я Люциферу.
И ослепляюще-холодный свет сковывает мое сознание…

«Мой» кулак раз за разом обрушивается на Дина. Но брат даже не пытается уйти от ударов. Только как молитву, повторяет срывающимся голосом: «Сэмми, я здесь, я с тобой…»
И тогда я собираюсь с силами и разбиваю панцирь из ледяного света…

Последний взгляд на Дина. Последний вздох. Теперь – всё. Кто-то хватается за меня, пытается удержать…
Нет. Я должен. Отклоняюсь и падаю, увлекая за собой кого-то знакомого…

Ночь. Поле. Дождь. Ничего не помню, не понимаю, как вернулся. Зову Касса. Кричу в небесную темноту – ответа нет. Я один...

– Я Сэмюэль Кэмпбел. Твой дед. Это Кристиан, Марк и Гвен. Тоже Кэмпбелы и тоже охотники. Да, а что с твоим братом?
С моим братом? Не понимаю, о чем он. Дин всем доволен, живет в своем доме, у него есть женщина и ребенок. Почему о нем надо беспокоиться?

– Джинны могут прийти к твоему брату. Ему надо помочь. Ты готов встретиться с Дином?
Нет. Но говорить об этом бесполезно. Они не поймут...

Дин смотрит, словно не верит, что это я. Лучше сразу объяснить, что я человек. Режу руку серебряным ножом. Развожу в святой воде соль. Надо показать, что на вкус это противно.
Шагнуть к нему. Обнять...

Дин отказывается ехать со мной к Кэмпбелам. Хочет остаться с женщиной. Да, так будет лучше. Охотник из него сейчас никакой...

Показывать эмоции, привязанность к брату. Трудно. Он подозревает. Навязывает свою помощь. Обрываю:
– Ад изменил тебя – не меня. Я другой...

Обстоятельства складываются удачно. Вампир обращает Дина – теперь есть кому проникнуть в гнездо. Сэмюэль подозревает, что я сделал это нарочно. Нет, просто я всегда могу извлечь наибольшую пользу из любой ситуации. К тому же есть противоядие...

Дин говорит, что хотел убить меня. Приходится признать, что со мной что-то не так и просить помочь. Не понимаю…

– Его душа… Полагаю, она в клетке. С Михаилом и Люцифером.
Полагаю, что ангел прав. Потому что с тех пор, как вновь начал охотиться вместе с Дином, чувствую себя не-цельным. Должен разобраться...

Кроули. Мы ловим для него тварей – он возвращает мою душу. Дин против того, чтобы работать на демона. Уговариваю брата, потому что должен продолжать охоту. Должен понять, почему надо охотиться...

И ангел, и демон утверждают, что моя душа искалечена после года, проведенного взаперти с двумя архангелами. Логично. Я бы тоже отыгрался на том, кто запер бы меня в клетке. Говорю Дину, что лучше оставить все, как есть. Но он не понимает...

Есть способ помешать вернуть мне душу. Особый ритуал. Всё готово. Но кто-то перехватывает мою руку…
Бункер Бобби Сингера. Я прикован к кровати. Дин смотрит на меня, будто решает: убить или оставить взаперти...

– Нет! Не подходи ко мне!
– Будь добр, не царапай стену.
Боль. Невыносимая настолько, что не чувствую ее. Темнота…

* * *

Сэм не помнил, как выбрался из-под душа и оделся. На подгибающихся ногах шагнул к двери и упал. От вернувшихся воспоминаний трясло как в лихорадке, и Сэм почувствовал горячую соленую влагу, текущую из глаз.
Сердце билось как птица о прутья клетки. Хотелось выцарапать этот жгучий комок из груди, раздавить, забыть навсегда всё, что было после возвращения из клетки или умереть. Боль накатывала волнами, выворачивала и перекручивала тело, и Сэм уже не пытался подавить рыдания…
Он не слышал, как слетела с петель дверь ванной. И скорее почувствовал, чем осознал, как Дин, рухнув рядом с ним на колени, обнял и прижал к себе.
– Сэм, Сэмми, – шептал он, уткнувшись брату в плечо.
Сэм почувствовал, как рубашка тут же промокла от таких же горячих, как и его, слез. Он еще раз всхлипнул и, подняв голову, увидел Бобби.

– П-про…сти… – выдавил Сэм. – Я… уйду… сейчас…
– Что?! – тут же вскинулся Дин. – Куда уйдешь? Зачем?
– Я… После того… Я не могу…
– Вот что, Сэм, – вздохнул Бобби, – не стану говорить «забудь, ничего страшного не случилось». И если решил уйти, удерживать не стану. Но ведь не сейчас?
– Да, Сэмми, – просительно, совсем не как старший брат, сказал Дин. – Давай сначала ты немного отдохнешь, выспишься, а то ведь больше года не спал, – тут он чуть усмехнулся, – а потом уже и решим куда направимся. Хорошо?
Сэм молча кивнул и, все еще дрожа, поднялся на ноги, тяжело дыша и покачиваясь. Дин дотащил его до комнаты, и Сэм, едва лег на кровать, провалился в сон…

* * *

– Эй, спящая красавица, – сквозь пульсирующую головную боль донесся смутно знакомый насмешливый голос, – просыпайся уже!
Сэм с трудом разлепил глаза и снова зажмурился от мельтешащих радужных вспышек.
– Извини, братишка, – теперь в голосе появилась издёвка, – но «Алка-зельтцера» здесь нет, так что сразу привыкай.
– К чему? – собственный голос прозвучал как воронье карканье. – И кто ты такой?
– Нет, мне это нравится! – восхитился невидимый собеседник. – У него еще и амнезия! Сэм, ты что, ничего не помнишь? Даю подсказку: Лоуренс, кладбище и твоя гениальная идея сигануть в темницу Люцифера. Ну, – издевательски-сочувственно поинтересовался мучитель, – теперь-то вспомнил?

Теперь Сэм вспомнил. И даже глаза открыл. И тут же снова захотелось зажмуриться. Вокруг были белые сферические стены, а он сам лежал на чем-то, похожем на облако. А напротив, на таком же белом облачке парил…
– Михаил?!
– Я – Адам Миллиган, – спокойно ответил их с Дином младший брат. – А ты – придурок. – Сфера, внутри которой они находились, содрогнулась, и Адам ответил, не дожидаясь вопроса. – Забей. Нас их разборки не заденут. Но как только мой вправит мозги твоему, они оба займутся тобой.
– Подожди! – до Сэма только сейчас дошло, где они. – То есть мне удалось отправить Люцифера в темницу? Но как ты здесь оказался?

– Сэм… – Адам посмотрел так брезгливо, словно обнаружил какую-то новую разновидность… Сэм решил не уточнять разновидность чего. – Это ты затащил меня в темницу. Я хотел удержать тебя, а ты вцепился и потянул за собой. А дальше… Это как черная дыра, вырваться нереально, она все поглощает, даже свет, и ничего не выпускает. Но есть и хорошая новость, – нагло ухмыльнулся он. – Здесь можно спокойно пережить даже тепловую смерть Вселенной и однажды выбраться в совершенно новый мир, если, конечно, там найдется какой-нибудь идиот вроде тебя…
– Хватит! Я тебя сюда не затаскивал. Это Михаил хотел подраться с Люцифером, вот и вцепился в меня…
– Так какого ты ждал?! – рявкнул Адам. – Сразу надо было прыгать, а не «ловить последний взгляд»…

– Адам! – Сэм, забывшись, попытался вскочить на ноги, но чуть не свалился с «облачка» и постарался успокоиться. – Послушай. Я понимаю, ты злишься, но в том, что ты согласился стать «костюмом» Михаила, моей вины нет.
– Уверен? – негромко спросил Адам, глядя куда-то мимо Сэма. – А как насчет того, что вы с Дином бросили меня в Вэн-Найсе? Как насчет того, что ты сказал «да» Люциферу? В этом кто виноват? Я?
– Мы не бросали тебя. – Вот сейчас Сэм очень хорошо понимал, как злили Дина попытки младшего оправдаться. Он мрачно посмотрел на Адама, и ему захотелось стукнуть чем-нибудь тяжелым этого…недопёска. Все кругом виноваты, только не он.
– Конечно, нет, – ехидно отозвался Адам. – Вы просто забыли обо мне. Захария правильно говорил, что если будет погибать мир, вы отбросите все разногласия и, – тут он презрительно фыркнул, – кинетесь спасать «нежное мяско друг друга».

Сэм промолчал, потому что вспоминать ту историю было тяжело до сих пор, и Адам продолжил говорить, но уже спокойно, не издеваясь и не насмешничая:
– В чем-то я сам виноват. Ты так расписывал… Мол, мы семья и всё такое… Сэм, вы действительно, семья. Ты и твой брат. Но не я. Моя семья – мама и я. Вот об этом я забыл, поверив вам. А не должен был. – Он обвел взглядом слабо светящиеся стены и вздохнул. – Почему я согласился стать «костюмом» Михаила. Потому что Дин струсил. – И тут же вскинулся, останавливая протест Сэма. – Да, струсил! Дин должен был вернуть Люцифера в Клетку. Не я и не ты. А теперь он живет, а мы…
– Если бы Дин сказал «да»…

– Сэм, ты вроде как не на голову упал, когда сюда свалился, – поморщился Адам. – Ну, так включи мозги! Михаил и Люцифер встречаются на старом кладбище в Лоуренсе и... – он посмотрел как профессор на нерадивого студента, и Сэм попытался найти верный ответ, но не смог и только пожал плечами. – Тупица, – удовлетворенно заключил Адам и продолжил. – Они были одни. Все еще не понимаешь? Подсказываю: а где были армии ангелов и демонов? Почему оставили своих командующих без поддержки?
– Схватка один на один, – буркнул Сэм. – Победитель получает всё.
– Ага, – с деланной безмятежностью кивнул Адам. – Причем не просто всё, а всё в неповрежденном виде. Теперь дошло? Потому что из-за вашей с Дином дурости…

– Ангелы и демоны остались без командиров, – прервал Адама чужой звучный голос. – И теперь у нас и в Аду начнется война за власть.
– Ваши проблемы! – огрызнулся Сэм.
– Разумеется, – согласился Михаил. – На первое время – наши. Но потом, года через два-три вы все пойдете на корм нечисти.
– А? – Сэм растерянно моргнул и посмотрел на Адама. Но тот сидел с таким видом, будто говорил: ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай.
…Голоса стали стихать, появившийся из ниоткуда туман, постепенно заполнял сферу.

…Сэму предложили исправить, что он сделал. Вернуться, чтобы изловить родоначальников монстров – это ослабит нечисть.
– А там и ангелы решат свои проблемы, – саркастично прокомментировал план Михаила Люцифер, – и вспомнят, что когда-то обязались защищать людей…
Сэм будет не один. Ему помогут, например, кое-кто из родственников матери.
– Но использовать для охоты Винчестеров, – снова влез Люцифер, – все равно, что травить зайца волчьей сворой. Никогда не знаешь, на кого они набросятся…
– Верно, – согласился Михаил. – Поэтому душа Сэма останется здесь. Но пусть он решает скорее – как только восстановятся все печати, никто уже не покинет темницу…
– Да, согласен…

* * *

Сэм проснулся словно его кто-то ударил под ребра и растерянно обвел взглядом комнату. Он в доме у Бобби, дверь приоткрыта…
– Что? – донесся изумленный голос Дина. – Ты серьезно? Бобби, кому могли понадобиться девственницы в Америке в ХХI веке? А-аа?..
– Бестолочь, – беззлобно отозвался Сингер. – И не только грифоны, но и драконы тоже любили…
Что там любили грифоны с драконами Сэм не расслышал из-за веселого смеха брата. Но ему самому было не до смеха.
Потому что Сэм, вопреки обещаниям, помнил, что было в клетке. Не то, что делали с его душой, но что было с ним, пока он оставался цельным. И, чуть помедлив, Сэм в кабинет Сингера.

– Привет, – негромко сказал он брату и Бобби.
– Ты как? Лучше? – мягко спросил Дин, а Сингер просто кивнул. – Выспался?
– Да, – ответил Сэм и посмотрел на Бобби. – Ты говорил об охоте. Мы беремся за эту работу. – Дин попытался возразить, но Сэм решительно прервал его. – Мы продолжим охоту на Альф!
– Да? И кому ты собираешься их сдавать? – поинтересовался Дин, и когда брат, упрямо сжав губы, не ответил, вздохнул. – Пойду подгоню Импалу…

@темы: фанатизмы, тексты, сперла, да простит автор

---

Все гребу, гребу...

04.04.2011 в 21:14

Пишет  wightnight:

Всеобщая депрессуха по поводу прощальных фоток накрыла и меня

Хочется проорать что есть силы: "Не покидайте на-а-а-с!!!"

@темы: фанатизмы, сперла

---

Тащу все, что на глаза попадется

Опять контакт! Хоть не ходи туда!

@темы: фанатизмы, сперла, Джаред Падалеки

---

Зюзичка!

Говорят, что Джаред

@темы: фанатизмы, сперла, Джаред Падалеки

---

6.22

05.04.2011 в 08:54

Пишет  Winki-Bu:

04.04.2011 в 22:48

Пишет  Darcvs:

И еще фотки со съемок 31 марта - 1 апреля (6.22)

Спойлерно

Отсюда, и там еще Миша и Джим)

@темы: фанатизмы, сперла

---

Да, я плюшкин

Опять из контакта

@темы: фанатизмы, сперла, Джаред Падалеки

---

ПЧ

 Cordy W-P, рада видеть у себя в каморке!
Располагайся, чувствуй себя как дома!

@темы: ПЧ

---

Стиллы

Опять утащила из контакта. Ну не смогла я мимо пройти. Такое личико... буду медетировать на него. Жаль только больших нету...
Ему так шляпа идет!

Еще одна...

Ну и последняя...

@темы: фанатизмы, Сперла, Джаред Падалеки

---

Мы будем жить

Терпение лопнуло и я решила! На фиг Лизу! Эта глава будет о Сэме и его путешествии. А Лизу буду вставлять кусочками то к Сэму, то к Дину. И мне без разницы, что о Саре будет больше. В конце-концов я ее больше люблю!
Вот, теперь разгребусь с семинарами и в среду начну писать!
И на сегодня семинары досвидос! Пошла я спать! Дочитаю в маршрутке, сорок минут ехать, все-таки...

@темы: фанатизмы, имхотня

---

Гарнюня моя

04.04.2011 в 22:14

Пишет  wightnight:

Масюнчик

Щаз завалю гифками с Масиком

@темы: фанатизмы, сперла, Джаред Падалеки

---

Не удержалась

25.02.2011 в 01:09

Пишет  Лилит_первый демон:

Рожицы...

24.02.2011 в 10:02

Пишет  Winki-Bu:

24.02.2011 в 08:00

Пишет  Anaida999:

20 любимых гримас Сэма)))))

01.12.2009 в 00:11

Пишет  Вонг:

20 любимых гримас Сэма
All credits for bellanut

+ вольный перевод авторских комментариев
Продолжение с Сэмом в главной роли.

Поехали! *картинка кликабельна*

Улыбка Наоборот. Даже не знаю, у кого это лучше выходит, у Сэма или у Дина. Наверное, это у Винчестеров фамильное.




Блюдо "Мой Брат Идиот", подается с прищуром. А так же с непониманием в целом, осуждением и, конечно, Дином. Бонусом, мелкий Сэм




Язык тела "Хочшь Кусочек Меня"? Наш мальчик может быть таким самцом! [Далее автор, как я поняла, сокршуается на тему того, что это ей непривычно, но я тут не могу согласиться "> ] Особенно радует верхний левый капс, где Сэм изображает этот жест по отношению к отцу, который, на минуточку, ЛЕЖИТ В БОЛЬНИЦЕ.




Вымученная Улыбка. Иногда Сэмми просто Мастер лжи, умудряется своими манипуляциями сбить с толку даже Дина. А иногда, как в случае с Вымученной Улыбкой... хм, не Мастер.




Па-дам! Знаменитые Puppy-Eyes (я даже не смею это перевести *благоговейно*)! То, благодаря чему Дин годами дает Сэму все, чего бы тот не захотел. (на этой радостной ноте переводчик скромно удаляется вздрочнуть на правый нижний капс)




Жест: Дергание Одежды. Понятия не имею, в чем дело, но у Сэма налицо склонность теребить одежду. Мне нравится =) Особенно, когда он одевает куртку. Такое действо - сжимает ее одной рукой, дергает плечом и натягивает на себя полностью. Пересмотрите конец Игрушек (Playthings, 2x11), не пожалеете.




Упс, или Смущение. Практикуется в ответ на очередной ляп Дина и с девушками в целом. До того, как уложит их в постель. (автор выразился более тонко, но я не смогла придумать ничего лучше)




Гримаса Тухлые Яйца. Обычно так кривятся, когда что-то в этом мире издает не самый приятный запах. Правда, на левом верхнем кадре, причиной является запах поющего Дина, но тем не менее.




Хехе, Сэм и его совершенно необъяснимая привычка пялиться на свои руки. Не то что бы у него не было на то причин, особенно, когда он поранился или только что держал в руках человекческий зуб. То, что смешно - так это сосредоточенность, с которой он на них пялится.




Закусывание Губ. Красноречиво, нэ? Бонус - сравнение с Дином.




Осуждающий Слезный Взгляд. В то время, как Дин разбивает сердце своими слезами, Сэм это делает, будучи на грани. Особенно, когда это из-за того, что плохо Дину. Каждый раз доставляет по новой =) Бонус - мелкий Сэм.




Жеманность. Скорее даже, вариация гримасы Сучки. У которой очень-очень-очень много вариаций!




Не могу подобрать названия для этой, но вы и так все видите, правда? Это НЕЧТО, что он делает со своей нижней губой? О, божэ, Сэм Винчестер и его губы




Закатывание Глаз. Очень сложно передать одним кадром. Классика. Часто сопровождается жестами раздражения, например всплескиванием руками. И, конечно, Дином.




Эврика! Распахнутые глаза, приоткрытый рот - не иначе, на Сэма снизошло озарение. Бонус - мелкий Сэм.



Baby tooth smile (непереводимо! Для меня) Нечто вроде "ослепительной улыбки младенца".




Язык. Божэ, храни Винчестеров с их вечными облизываниями.




Пожалуй, самое любимое! Кривая Ухмылка. Или the Popeye face. Бонус - Дин и кадр из Дома восковых фигур.




Язык тела: Руки В Карманах. Руки в карманах у Сэма, это как ноги коромыслом у Дина - отличительный признак. Даже когда одна рука в гипсе, вторую он все равно умудряется засунуть в карман. Как будто это сильнее его. Еще особо умиляет, когда он начинает жестикулировать, так и не вынув руки из карманов.




Взгляд Потерянного Щенка. Можно наблюдать, когда Сэм сбит с толку, удивлен или просто осматривается в поисках чего-либо. А так же сопровождается тем, что я ужасно люблю в Сэме - приоткрытым ртом.




В заключение - самое характерное выражение лица Сэма Винчестера. Сучка! А точнее, Редкостная Сучка, ибо, как уже было сказано выше, существует множество самых разнообразных оттенков. Что касается конкретно данной гримасы, я даже представить себе не могу, как это можно изобразить. Сами попробуйте. (переводчик честно попробовал - получилось с трудом.) Видимо, нужно иметь особенный талант, чтобы выглядеть настолько стервозно.


Их вышло 21, но неважно.
Переводчик, высунув язык, лежит мордой в клаву.

Спасибо за внимание

Тащуся как удав по проволоке...

@темы: фанатизмы, сперла, Джаред Падалеки

---

Универ

Ууууууууууууууууууууу! Меня семинары доконают сегодня! Точнее подготовка к ним! Ну на фиг столько писать?? Прочитать, запомнить - это ладно, это полезно. Но какого надо учебник в тетрадь переписывать?? Это ж, блин, конспектище на половину тетради. Все, мне сегодня плохо. Лень и семинары меня убивают...

@темы: имхотня

---

Опять графоманю))) (Хоть бы связно так не...)

Вот такой вот бессвязный бред

Не плакать, не жалеть о том, чего не будет!
Не звать и не просить того, кого не судят!
И попытаться не простить...
Всего лишь навсего крестить
Все те обиды и пороки,
Что так боятся божие пророки.
А попытаться все забыть!
Поглубже в разуме зарыть!
Пускай сгниет! Пускай разложит
Твой разум, что усилий не приложит,
Что не свернет от этого болота,
Что не найдет высокого полета!

@темы: моя графомания

---

ПЧ

 wightnight, милости прошу в мою каморку!

@темы: ПЧ